Я пишу это письмо, надеясь, что тебе удалось пережить войну и ты пребываешь в добром здравии. Я решил рискнуть и написать тебе на этот старый адрес, который когда-то был дан мне твоим другом. Прежде чем я перейду к главному, позволь мне рассказать о своих приключениях, которые я пережил с того момента, как мы расстались.
Вскоре после того, как тебя выписали из больницы в Сивасе, я заразился холерой и долго болел. Учитывая условия, в которых мы тогда находились, просто чудо, что хоть кто-то из нас выжил. После выздоровления меня отослали в Германию, и я вернулся в совсем другую страну. Оказавшись дома, я испытал невероятное облегчение. Вскоре меня демобилизуют, и не могу сказать, что буду сожалеть, оставив военную карьеру.
Я состоял в переписке с участниками Парижской мирной конференции, и они проявили интерес к моим снимкам армян. Меня пока не вызывали давать показания, но еще есть время, и, возможно, меня вызовут. По всей вероятности, Вудро Вильсон весьма лояльно относится к идее армян создать независимое государство, и я надеюсь, что эти мечты воплотятся в реальность. Теперь я подхожу к тому, что побудило меня написать это письмо.
Находясь на территории Турции, я несколько раз по странному совпадению (не буду вдаваться в эти ненужные подробности) встречал Ануш Шаркодян. Скажу лишь, что она постоянно подвергалась опасности, и тем не менее ей удалось попасть на корабль и уехать в Ливан. На фотоснимке, который я ей дал, был указан мой адрес, и она писала мне несколько раз. Она рассказывала, что устроилась, что к ней хорошо относятся в той стране и живет она вместе с другими армянами-переселенцами.
Девушка упомянула, что писала тебе несколько раз, но так и не получила ответа. Я знаю, Джахан, какой это деликатный вопрос для тебя и что твои обстоятельства наверняка изменились.
Ануш просила меня обратиться к тебе и узнать хоть что-нибудь о ее дочери Лале. Я лишь смог сказать ей, что ее дочь передали на попечение семье Стюартов, и девушка думает, что они забрали ребенка с собой в Америку. Она надеется, что они как-то связывались с тобой или по крайней мере у тебя есть их адрес.
Позволь мне также заметить, что я понимаю, и она тоже это осознает, что, возможно, у тебя нет возможности вести с ней переписку, но, если у тебя есть хоть какая-нибудь информация о ребенке, ты можешь, ничего не опасаясь, передать ее через меня. В этом случае тебя не смогут обвинить в связях с армянами. Я прошу тебя написать мне и рассказать все, что знаешь. Я очень хочу, чтобы Ануш узнала правду. Если она будет продолжать надеяться, это может сыграть с ней весьма жестокую шутку.
С наилучшими пожеланиями,
остаюсь искренне твой,
Армин Вегнер
На некоторое время Джахан застыл, сидя на стуле возле бюро. Часы в холле отбили четверть часа, затем половину. Наконец он вложил письмо Армина в конверт. Достав следующее письмо из пачки, он начал читать.
Дорогой Джахан,
Прости, что вновь пишу тебе, но я отчаялась получить хоть какие-то известия о моей дочери, а ты единственный человек, который может что-то знать. Поверь мне, я ничего не ожидаю для себя. Я лишь хочу узнать, поддерживаешь ли ты связь со Стюартами и есть ли у тебя информация, которая позволит мне отыскать Лале. Не в моем характере умолять, но я пойду на это, если это поможет раздобыть хоть крупицу сведений о ней. Я лишь хочу знать, что она в безопасности, что у нее все хорошо, и надеяться, что однажды я смогу увидеться с дочерью.
С уважением,
Ануш Шаркодян
Дорогой Джахан,
Я думаю, а вдруг твоя семья больше не проживает по этому адресу…
Дорогой Джахан,
Пишу, чтобы сообщить тебе, что теперь я живу в Бейруте…
Джахан взял следующий конверт. Он был более старым, потрепанным, с загнутыми углами.
Дорогой Джахан,
Если ты получишь это письмо и если это в твоих силах, я прошу тебя написать…
Дорогой Джахан,
Мне все труднее отсылать письма из деревни. Здесь полно жандармов и солдат, мне необходимо кое-что тебе рассказать, я не могу держать это в себе…
Дорогой Джахан,
Я пишу это письмо, сидя в развалинах церкви, потому что здесь я ощущаю себя ближе к тебе…
Заскрипела половица, и в комнате стало темнее. Джахан обернулся и увидел мать, стоящую в дверном проеме.
– Ты знала… – прошептал он.
– Джахан…
– Ты знала с самого начала. Я думал, что лишь отец предал меня. Я положил на это всю свою жизнь…
Он протянул к матери руку, в которой сжимал письма:
– Некоторые их них были написаны после его смерти. Последнее пришло всего лишь два месяца назад. Ты прятала их от меня!
Вздохнув, мать вытащила шляпную булавку. Она аккуратно сняла шляпу и положила ее на сундук возле двери.
– Да, Джахан, я спрятала это письмо. Как и все остальные письма, которые эта женщина писала тебе.
– Эта женщина – мать Лале!
– Она армянка! А как, по-твоему, я должна была поступить? Отослать Лале к ней? К незнакомой женщине? Дом Лале здесь! Мы единственная семья, которую она знает! Ты хочешь отнять это у ребенка?
– Не тебе принимать такое решение!
– А кому? Тебе? Я так не думаю. Ты вернулся с войны, как какой-то самозванец в одежде моего сына! Ты хотя бы представляешь, через что мы прошли? Сколько боли ты нам причинил? Ты был не способен принимать какие-либо решения! Ты был даже не способен обслуживать себя! Сколько ночей без сна я провела, расхаживая по дому, ожидая прихода жандарма с сообщением, что ты бросился под поезд или утопился в Босфоре! Ты действительно думаешь, что я позволила бы тебе определять судьбу моей внучки?
Джахан посмотрел на все еще красивое лицо матери.