Ануш. Обрученные судьбой - Страница 56

Черные четки впились в кожу запястий, руки были связаны за спиной. Лицо было желтого цвета и покрыто пятнами.

Ануш заметила надпись на его груди.

Грубо вырезанные буквы были залиты кровью, Ануш понадобилось некоторое время, чтобы их разобрать. Там было написано лишь одно слово: «Предатель».

Дневник доктора Чарльза Стюарта

Мушар Трапезунд 30 июня 1916 года

За всю свою карьеру врача я никогда не выступал в роли священника вплоть до сегодняшнего дня. Казбек Ташиян был найден повешенным в лесу, недалеко от его дома. Махмуд Ага и я первыми прибыли на место. Это было ужасное зрелище, которого не выдержали бы большинство мужчин. Первое, о чем я подумал, – как сообщить о происшествии его сыну, Хусику. Понадобилось время, чтобы его разыскать. Он часто исчезает на несколько дней, несмотря на свои обязанности в больнице.

Я просил всех, кого мог, если увидят его, проинформировать меня незамедлительно.

Хусик вернулся в больницу со связкой зайцев для Манон. Я повел его в свой кабинет и рассказал о случившемся, но, прежде чем я закончил, он выскочил из комнаты и побежал в лес, где Махмуд Ага снимал тело с дерева.

Увидев отца, Хусик начал выть, как зверь, рвать на голове волосы, вонзать ногти в лицо. Звуки, которые он издавал, были мало похожи на человеческие.

Через некоторое время парень пришел в себя и пошел домой, чтобы начать делать гроб. Весь день он строгал и пилил, а потом вырезал имя Казбека на крышке.

Преданность сына произвела на меня впечатление, но, как и большинство людей в деревне, я не оплакивал его отца. Казбек Ташиян был опасным человеком и стал причиной серьезного разногласия между Хетти и мной.

Это произошло вскоре после бракосочетания Ануш и Хусика. Хандут Шаркодян сказала Манон, что дочка переехала в дом мужа и больше не будет работать в больнице. Это не удивило меня. После замужества армянки обычно не работают. Но Хетти решила, что Ануш угрожали, поэтому она и Манон настаивали на несении бессменной вахты возле нашей помощницы медсестры – заградительный кордон, который Казбек не смог бы игнорировать.

Я счел это безумием и заявил жене, что это вообще нас не касается. Хетти обвинила меня в безразличии и спросила, что бы я чувствовал, если бы Ануш была нашей дочерью. Эти ее слова меня сильно обидели. Я беспокоюсь о девочке не меньше, чем Хетти, но закон есть закон! Единственный человек, который должен заботиться о благополучии Ануш, – ее муж, и если он не может ее защитить, то что можем сделать мы? Я умолял Хетти оставить эту мысль и держаться подальше от дома Казбека, ведь там небезопасно.

– Я подвергаюсь не большей опасности, чем Ануш! – воскликнула Хетти.

Я пообещал жене, что сделаю все, что в моих силах, но не могу вмешиваться в дела семейные.

– Не можешь или не хочешь?

На это мне нечего было ответить. Жена отвернулась от меня и сказала:

– Турция изменила тебя.

Ее слова причинили мне боль и преследовали меня на протяжении многих дней. Если бы Пол и Манон так сильно не влияли на нее, она непременно согласилась бы со мной. Так устроен мир – жена принадлежит мужу вне зависимости от того, в какой стране она родилась, и наше мнение ничего не может изменить. Если бы моя жена могла рассуждать здраво, то она признала бы, что я много сделал для женщин Трапезунда в целом и для Ануш в частности.

С того самого дня, как я дал клятву Гиппократа, я старался ставить интересы других выше своих, но я не собираюсь нарушать законы этой страны. Вот о чем я думал, глядя на изуродованный труп Казбека.

Из-за жары я посоветовал Хусику похоронить отца незамедлительно. У деревенских жителей не было средств, чтобы купить гроб, поэтому мертвых опускали в могилу, завернув в ткань. Но Хусик и слышать ничего об этом не хотел.

Два дня назад по его настоянию гроб был поставлен на стол в доме Казбека, и всю ночь Хусик простоял, не проронив ни слезинки, пока Гохар Шаркодян читала молитвы, не обращая внимания на жару и запах, распространившийся в комнате. К полуночи пришел Арнак и сообщил, что священника не могут найти.

– Моего отца не похоронят без священника, – сказал Хусик. – Должен быть священник.

Я знал, что некоторые религии позволяют кому-то занять место священника, и я сказал Хусику, что буду рад исполнить его обязанности. Он неохотно согласился.

При первых проблесках зари мы погрузили гроб на телегу и поехали в деревню. Женщины следовали за нами пешком.

У ворот армянского кладбища собралось несколько стариков. Мой сотрудник Малик Зорнакян, близкий друг Вардана Акиняна, возглавлял эту группу.

– Я пришел, чтобы похоронить отца, – сказал Хусик, когда мужчины преградили ему путь.

Они отказывались сдвинуться с места, бросали угрожающие взгляды на Хусика и гроб его отца.

– Этого человека необходимо похоронить, и немедленно, – вмешался я.

Нейри Карапетян, сын которого пропал и чей табачный киоск был сожжен жандармами, вышел вперед и заявил, что Казбек Ташиян не будет похоронен на деревенском кладбище.

– Мой отец мертв, – сказал Хусик. – Каждый человек заслуживает достойных похорон.

Мужчины не отступали. На лице Хусика теперь читались злоба и воинственность. Он натянул поводья лошади, и она забила копытами в опасной близости от мужчин. Те разбежались, остался только Малик, он схватил лошадь под уздцы.

– Теперь послушайте меня, доктор Стюарт, – сказал он. – Я сожалею, что вы вовлечены в это, но из-за мерзавца, лежащего в том ящике, Мислав Акинян похоронен со следами петли на шее. Кости этого ублюдка никогда не будут загрязнять священную землю!