Олкей Орфалеа стал военным и получал звание за званием с впечатляющей быстротой. Он, казалось, был рожден для ратных подвигов, но его подвело плохое здоровье. Застойные явления в легких сделали его инвалидом, не способным нормально дышать; его карьера медленно сошла на нет. И наконец он обнаружил, что уже вышел из игры.
Госпожа Орфалеа утешала мужа тем, что у него есть фабрика и он еще способен защищать интересы семьи, но, несмотря на то что Олкей Орфалеа был успешным бизнесменом, сердце его никогда не лежало к этому делу.
– Ты изменился, – сказал отец, как только они сели.
Он открыл коробку для сигар, лежавшую на столике около его стула, и раскурил одну из тонких сигар, к которым всегда был неравнодушен.
– Ты выглядишь старше. Я уверен, что твоя мать отметила это.
– Она решила, что я похудел.
– Если это возможно. У меня-то есть оправдание.
Отец закашлялся, плечи его затряслись, а дым выходил из носа и рта. Спазм прошел, а манильская сигара все дымилась у него в руке.
– До меня дошли слухи, что у тебя неприятности.
В здании напротив темноволосая женщина открыла ставни, чтобы впустить в комнату прохладный воздух.
– Прости, папа, что ты сказал?
– Я сказал, что ты не смог завоевать любовь своего начальства.
– Оно меня также не впечатлило.
– Это не игра, Джахан! Это серьезное дело!
– Я пытался привлечь внимание армейского начальства к событию, свидетелем которого стал. К событию, которое меня потрясло.
– Следовало держать свои чувства при себе! Идет война, Империя в сложном положении! У министерства есть более важные дела, чем притеснения армян.
– Это было не притеснение, а жестокое нападение на юную девушку!
– Ты считаешь, это худшее, что может случиться во время войны? Погибают тысячи мужчин, а ты переживаешь из-за какой-то девчонки?
– Они вырезали ей язык!
– Они могли покромсать ее на кусочки, но это не твоя забота! Ты солдат, Джахан! Капитан. Твоя задача – руководить солдатами и выполнять приказы, а не ныть, как женщина. То, как ты проявишь себя на этой войне, отразится на всей твоей карьере!
– Я не хочу делать карьеру в армии, папа! И никогда не хотел!
– Чего ты хочешь и что тебе нужно – это совсем разные вещи.
– Ты имеешь в виду, чего ты хочешь!
Олкей Орфалеа шумно дышал через рот, и, когда он повернулся посмотреть на сына, Джахан отшатнулся. Болезнь, медленно пожиравшая его легкие, иссушила в нем человечность, сделала его черствым, загрубевшим, как недубленая кожа.
– Значит, Джахан, ты предпочитаешь работать на фабрике?
– Конечно нет.
– Я уверен, из тебя получился бы прекрасный сапожник!
– Папа…
– Армии нужны сапоги! Как еще ты можешь помочь Империи?
Все те же аргументы, все те же разглагольствования.
В доме напротив женщина отошла от окна, открытые ставни болтались туда-сюда.
За спиной колыхались тени, доносились слабые звуки фортепиано – этажом ниже Дилар и Мелике занимались музыкой.
– Армяне – несчастные люди, – продолжал отец, – они заслуживают сочувствия и помощи, но они не та порода людей, с которыми следует иметь дело.
– Вот в чем моя проблема! – улыбнулся Джахан, поворачиваясь к отцу. – Я уже имею дело! Я ведь собираюсь жениться на армянке, как только смогу получить увольнительную или отпуск!
– Что за вздор ты несешь?
– Скоро одна из этих несчастных людей станет твоей невесткой!
– Ты решил так пошутить?
– Я женюсь, папа. Что в этом такого?
– Ты ставишь крест на своей карьере!
– Это не имеет никакого отношения к карьере!
– На армянской крестьянке!
– Было бы лучше, особенно при maman, не говорить в таком тоне о моей будущей жене! – Джахан встал и посмотрел на отца.
Тот явно нервничал, его губы побелели и были крепко сжаты.
– Мне жаль тебя, папа, правда, жаль.
– Сядь, Джахан.
– Передай maman, что я не останусь на ужин.
– Джахан!
Капитан обернулся.
– Тебе очень повезло в жизни. У тебя есть родители, заботящиеся о тебе, и три сестры, которые тебе очень преданы. Прежде чем что-то сделать, вспомни о том, что в этом городе плохо относятся к сиротам.
Отец Джахана, стоя на балконе, наблюдал за тем, как сын растворился в вечерней толпе. Через некоторое время он почувствовал, что замерз, – с моря дул прохладный ветер. Закрыв за собой балконную дверь, он прошел в гостиную и сел за бюро, стоящее напротив окна.
Поразмыслив, он взял перо и чернила и написал полковнику Камилю Абдул-хану, прося о переводе Джахана. Вложив письмо в конверт, он надписал имя и адрес получателя в Сивасе.
Во втором письме его просьба была сформулирована более прямолинейно и без предисловий. Оно было адресовано почтальону военных казарм и инструктировало его, как поступать с отправляемой или получаемой капитаном Джаханом Орфалеа корреспонденцией. Ее следовало, не вскрывая, переадресовывать ему, полковнику Олкею Орфалеа, на указанный адрес, в дом на авеню Гранд рю де Пера. Прежде чем запечатать конверт, он вложил в него солидное количество курушей. Затем он отнес оба письма в холл и положил на поднос для отправки утром.
Парень был раздет до талии и, копая, сильно потел. На его руках вздулись пузыри от негашеной извести, и пройдет несколько дней, прежде чем он сможет без содрогания взяться за приклад.
Очистка уборных в казармах была обязанностью разнорабочих, но это изнурительное грязное занятие нередко использовалось в качестве наказания.
Джахан понаблюдал за тем, как провинившийся вычищает яму, прежде чем отвернулся от невыносимого зловония и роя черных мух над ямой. Ему было жаль, что с этим парнем он вышел из себя. Обычно он не обращал внимания на небольшие нарушения установленного порядка, и наказание скорее было связано с его раздражительностью и плохим настроением из-за ссоры с отцом.