Ануш. Обрученные судьбой - Страница 30

Развернув ее к себе спиной, он прижал ее к стене и раздвинул ноги.

– Сейчас… – сказал он, обдавая ее ухо жарким дыханием.

Когда раздался ее крик, он замедлил движения, оттягивая момент наивысшего блаженства, а затем забился в ней, исторгая волны, норовившие разорвать ее изнутри. Она закрыла глаза, полностью отдавшись ощущениям.

После они лежали рядом, купаясь в лучах заходящего солнца. Глядя на вечернее небо, Ануш чувствовала на себе взгляд Джахана.

– Знаешь, ты необыкновенная, – сказал он, целуя ее в шею. – Ты не похожа ни на одну женщину из тех, что я знал.

– Не надо.

В замешательстве Джахан сел и посмотрел на нее.

– Не заставляй меня стыдиться больше, чем я уже стыжусь!

Его лицо помрачнело, но Ануш приподнялась и легонько коснулась уголка его рта.

– Я не говорю, что жалею о произошедшем. Нет! Но я стыжусь своего поведения, когда я с тобой! И стыжусь всего, что хочу делать.

– Я думал, ты хотела…

– Да! Я не могу сдержаться, – сказала она, поглаживая его по щеке.

Джахан снова обнял ее, и они лежали, прижавшись друг к другу, глядя через дверной проем на надгробия.

Впервые в голову Ануш прокрались нежелательные мысли. Что с ней будет, если ее застанут с ним? Разве она сможет скрыть это от Саси и Парзик? После того, что случилось с Кеворком, Саси ее никогда не поймет. Парзик не сможет сохранить эту тайну.

Она почувствовала, как губы капитана легонько коснулись ее щеки.

– Не думай слишком много, Ануш. Поговори со мной. Расскажи мне об этом месте. Что это за церковь?

– Армянская, – ответила она, глядя на купол над их головами. – Ее сожгли, когда моя мать была еще ребенком.

– Она помнит, как это произошло?

– Она была еще очень мала, но говорит, что помнит. Она рассказывала, что на стенах и куполе были золотые росписи.

На куполе были видны лишь пласты отпадающей штукатурки да россыпи конусовидных ласточкиных гнезд.

– Наверное, ветер и дождь разрушили то, что не уничтожил огонь, – сказал капитан, глядя вверх.

– Я рада, что нет никаких росписей.

– Тебе нравится, что церковь превратилась в дом для летучих мышей и птиц?

– Я рада, что никто не смотрит.

– Ты имеешь в виду Силы Небесные? – засмеялся Джахан.

– Не богохульствуй! И не смейся надо мной!

– Я никогда не буду смеяться над тобой! – Капитан сел и обнял Ануш за плечи. – Я люблю тебя, Ануш! Я не помню, какова была моя жизнь до того, как я встретил тебя.

Неожиданные слезы полились из ее глаз.

– Я никак не мог понять, что я делаю в Трапезунде, до этого самого момента. Мне было суждено встретиться с тобой. Тот ужасный день на ферме положил начало прекрасному. Ты стала моим миром, Ануш. Скажи, что ты чувствуешь то же самое!

Она кивнула. Джахан обнял ее и стал целовать более нежно, чем прежде. Лежа на холодном каменном полу, они вытеснили из разума все, что происходило за пределами маленькой церквушки, за пределами деревни, за пределами войны.

Все, что было разумным и целесообразным, отодвинулось на задний план. С эгоизмом влюбленных они думали лишь друг о друге. Ей нравилось то, как он смотрит на нее, как его глаза говорят больше слов, а губы произносят лишь значимые для них вещи.

Ему нравилась ее дикость, отрицание условностей. Влюбленные стали пределами существования друг друга, гражданами собственной страны. Они были влюблены, и, так как любовь эта была запретна и бесконечно ценна, ради нее они пожертвовали всем.

Ануш

– Ты везде расплескала воду! – сказала Хандут. – Возьми швабру и все вытри!

Ануш, только что вымывшая голову, обошла лужу и начала подниматься на чердак.

– Белье Казбека само не постирается! А твоя бабушка, как всегда, делает что хочет, – улеглась спать!

Гохар дремала на кушетке под лестницей.

– Я иду в деревню продавать яйца. К тому времени как я вернусь, все должно быть выстирано!

Хандут повязала голову шарфом и захлопнула за собой дверь.

– Она ушла? – спросила Гохар, приоткрыв глаза.

– Да.

– Хорошо, потому что нам нужно поговорить.

Что-то в тоне бабушки насторожило Ануш.

– Сядь. Я не могу говорить с тобой, когда ты выглядишь так, будто сейчас сорвешься и убежишь.

Ануш взяла стул и села напротив бабушки.

– Я видела тебя. С военным!

Вода стекала с волос Ануш на стул, а потом по его ножке на пол. Она наблюдала, как вода растекается темным пятном по деревянному полу.

– Я пошла на пляж, искала тебя. Тебе повезло, что это была я, а не твоя мать. Судя по всему, он турок, верно?

Ануш кивнула, и бабушка закрыла глаза.

– Я думала… надеялась, что тебе известны некоторые вещи, но теперь мне ясно, что это не так.

– Я знаю, что делаю!

– Ты ничего не знаешь! Как ты могла?! Разве я так тебя воспитывала? Я пыталась оградить тебя от всех тех ужасных вещей, через которые прошла сама, и считала, что мне это удалось! – Она вздохнула. – У тебя есть глаза и уши, Ануш! Тебе хорошо известно, как мы живем! Как ты могла поступить так с собой?! Как ты могла связаться с турком?!

– Джахан – мой друг.

– Ни один турок не может быть другом армянину! Как ты думаешь, почему никто из армян не может купить землю? Может лишь работать на какого-нибудь турецкого землевладельца, пока не станет слишком старым и больным и уже ни на что не будет годен. Наши мужчины годятся лишь в качестве пушечного мяса или для трудовых бригад, и больше ни для чего! Мы для них мулы, Ануш! Они больше ценят собак на улицах!

Под покрасневшими глазами Гохар набрякли мешки, будто она плакала. Ануш никогда не видела бабушку плачущей.

– В каждом поколении армян сжигали, мучили турки, они насиловали армянских женщин, – продолжала Гохар. – Я надеялась, тебе удастся избежать этой участи! Ты образованна и умна, я думала, тебе все ясно. Но теперь… Что ты наделала, Ануш!