Хетти и я стали свидетелями такого ужаса, что я даже не могу подобрать слов, чтобы описать все это. Я считал, что кошмар, в котором мы живем, не может усугубиться, но я жестоко ошибался.
Наша обожаемая дочь Лотти стала жертвой холеры несколько дней назад. У меня сердце обливается кровью, когда я думаю о том, что похоронил ее на этой проклятой земле, но теперь все мои мысли лишь об одном – как вывезти отсюда жену и детей.
Ты предлагал в своем предыдущем письме устроить нас на судно, идущее в Афины под защитой консульства, и теперь моя единственная надежда, что организовать это все еще в твоей компетенции.
Но у меня будет к тебе еще одна просьба, последняя. Пол Троубридж был арестован местными жандармами в тот день, когда из деревни вывели всех армян. Его обвинили в убийстве мужчины из деревни, но это обвинение легко опровергнуть, так как в тот день он находился в Трапезунде, работал в больнице.
Я писал во многие инстанции, но пока не получил ни единого ответа. Он британский подданный, и нет никаких причин для его ареста. Я надеюсь, что ты или твой британский коллега поспособствуете его скорейшему освобождению.
Пожалуйста, не отвечай на это письмо, мы немедленно выезжаем в Константинополь.
Я молюсь, чтобы тебе и нам Бог помог благополучно вернуться домой!
Твой друг,
Чарльз Стюарт
– Мы уходим! Ты должна ее поднять!
Ануш посмотрела на лейтенанта. Все, кто выжил на этот момент, начали подниматься на ноги.
– Немедленно подними ее, или ее оставят здесь!
Он посмотрел на старую женщину и отвернулся. Губы Гохар были сомкнуты, руки лежали на груди, а на глазах были два плоских камешка.
– Выходим! – скомандовал он.
Река Харзит берет свое начало в горах возле Гюмюшхане, течет вдоль Великого шелкового пути и впадает в море.
За пятнадцать километров до города река изгибается и течет на восток. Возле этой излучины караван остановился, чтобы пополнить запасы воды.
Путники без сил падали на обочину, а солдаты с головой погружались в прохладные воды.
– Наполняем бочки! Готовимся продолжать путь! – командовал лейтенант.
Трое солдат держали бочку под водой, пока она не наполнилась до краев, а затем один из них поставил ее в повозку.
Ануш сидела на берегу реки чуть в стороне от всех. Солнце немилосердно обжигало ей спину и плечи, однако она не старалась найти тень. Девушке очень хотелось зайти в воду, почувствовать ее умиротворяющие объятия, но у нее не было сил. Она посмотрела на свои руки: обожженные солнцем, они стали коричневыми. На пальце, где раньше было обручальное кольцо, все еще сохранилась светлая полоска.
За спиной Ануш что-то зашевелилось. Хорек топтался около пустых бочек, и, пока остальные были заняты, он пнул одну из них, и она скатилась в воду. Бочку подхватил поток, и вскоре она уже плыла посередине реки.
– Эй! – крикнул лейтенант солдату, который плавал недалеко от бочки. – Лови бочку!
Солдат подплыл к ней, попытался схватить ее, но бочка была просмолена и выскользнула у него из рук. Быстрое течение подхватило ее и понесло.
– В Османской армии остались лишь женщины?! – негодующе воскликнул лейтенант, снимая форму и сапоги. Он вошел в воду и поплыл, делая резкие взмахи руками. Он быстро нагнал бочку и стал толкать ее к берегу, налегая грудью и широко расставив руки.
– Встать! – велел Хорек, подошедший к Ануш сзади. – Встать, я сказал!
Он сильно пнул ее носком ботинка, и девушка попыталась отползти от него и встать на ноги.
От обезвоживания она едва держалась на ногах, у нее кружилась голова, и, когда он потащил девушку вдоль дороги к группе акаций, у нее не было сил даже закричать.
Никто не заметил, как он тащил ее, а потом разорвал на ней платье и толкнул ее на землю.
– Не заставляй меня воспользоваться этим! – Мужчина достал пистолет из кармана и приставил дуло к ее голове, а другой рукой спустил штаны.
Пока он устраивался у нее между ног, Ануш лежала, не двигаясь. Его лицо нависло над ней, и она смотрела на его животные черты, в его глаза – один карий, другой голубой.
– Нет! – внезапно выкрикнула Ануш и начала лягаться.
Она сопротивлялась, как дикий зверь, пока в ее ухе не раздался щелчок пистолетного затвора.
– Если мне придется воспользоваться твоим мертвым телом, то я так и сделаю! – прорычал Хорек.
На лицо девушки закапали капли пота с его лица, и она застыла, как птица с перебитым крылом. Он схватил ее за подбородок, когда она отвернулась, и повернул лицом к себе:
– Смотри на меня! Ты это запомнишь!
Выпрямившись, он коленями раздвинул ей ноги.
– И смотри внимательно! Я хочу, чтобы ты видела, как тебя имеет такой мужчина, как я!
Его губы раздвинулись в усмешке, и она так и застыла на его лице мгновение спустя, когда он без чувств повалился на Ануш.
Над ними стояла Хандут, вернее, это был призрак той женщины, которую Ануш когда-то знала. Отбросив в сторону камень, который она держала в руке, женщина схватила солдата за ноги и стащила его с дочери.
Ануш встала. Мать и дочь смотрели друг на друга. Хандут было невозможно узнать. Она была истощена и явно больна, волосы на голове повыпадали, местами проглядывала голая кожа. Одно ухо болталось практически оторванное и окровавленное.
Ануш услышала всхлипывания и поняла, что это плачет она сама! Из глаз текли слезы, которые она не выплакала, отдавая своего ребенка и потеряв бабушку.
Хандут обняла ее и крепко прижала к себе. Так они и стояли, будто всю жизнь обнимали друг друга.
На земле пошевелился Хорек. С его губ сорвался стон, и он начал ползти к дороге. Одним рывком Хандут настигла его, подняла камень и стала снова и снова опускать его на затылок солдата. На ее платье летели брызги крови и ошметки кожи. Ануш молча наблюдала. Пока из этого негодяя выбивали жизнь, она молилась об одном – чтобы он больше никогда не встал.