– Нет! – выкрикнула она, пятясь.
– Ты должна быть благодарна мне за то, что я сделал с ним. Разве ты не мечтала сама так с ним поступить?
– Нет, Хусик, не со своим же собственным отцом…
– Он бил мою мать! – прорычал он, всадив нож в столешницу. – Он заслужил смерть! Он бы и тебя убил!
– Нет…
– Не отходи от меня. – Он схватил ее за руку и прижал к себе. – Ты моя, Ануш! Поняла?
Возле входной двери находился лаз в погреб, Хусик потянул за железное кольцо крышки, и она распахнулась.
– Нет, Хусик! Нет, пожалуйста, только не туда!
– Залезай! Там у тебя будет время подумать.
– Хусик, нет!
Он схватил жену, подтащил к люку и сбросил вниз. В погребе хранился картофель, падать было невысоко, но девушка все же ударилась ребрами обо что-то и скатилась на грязный пол. В люке виднелось лицо мужа.
– Почитай вслух стихи, Ануш. Поможет скоротать время.
Крышка погреба захлопнулась, все погрузилось в кромешную тьму. Здесь было грязно, воняло подгнившей картошкой. Девушку охватила паника. Она вскарабкалась на кучу картофеля, пытаясь дотянуться до крышки люка, через щели в которой едва пробивался свет. Но картофелины катались под ногами, и она не могла взобраться, то и дело беспомощно скатывалась вниз.
– Хусик! – Голос ее прозвучал не громче шепота – она дышала с трудом.
Ануш опустилась на колени и пыталась вдохнуть как можно глубже, но воздух был спертым, сердце бешено колотилось в груди.
Она задохнется! Запертая под землей, слыша, как ее ребенок плачет наверху. Лале! Она предстала перед глазами Ануш. В задней стене погреба имелось вентиляционное отверстие, выходившее под крыльцо. Она легла на живот и поползла к отверстию, прижалась к нему лицом и вдохнула свежего воздуха.
– Хусик! – закричала она. – Выпусти меня! Пожалуйста!
Сверху донесся приглушенный смех. С трудом отдышавшись, Ашун опять полезла на гору картошки и карабкалась, пока голова не оказалась прямо под крышкой люка. Встав на цыпочки, насколько это было возможно, она, вытянув руки, уперлась ими в крышку. Ануш начала ее толкать, крышка чуть поддалась, и в щель стал просачиваться свет, ослепляя девушку.
– Не смей! – вскричал Хусик и прыгнул на крышку; по рукам Ануш от удара прошла дрожь.
– Хусик, – она всхлипнула, – Лале нуждается во мне!
Ануш увидела, как мелькнула тень, потом услышала, что Хусик тащит стул. Крышка просела под его тяжестью, когда он уселся на стул.
– Нет места лучше, чем дом, Ануш.
На лицо девушки посыпалась труха – Хусик пел и отстукивал ритм ногой. Она зажала уши руками.
– Как ты там, Ануш? – спросил он через время. – Ты что-то замолчала. Мне всегда нравилась эта твоя немногословность.
Его речь становилась все более невнятной, говорил он все медленнее, и она поняла, что он пьян. Через некоторое время супруг затих. Что-то, по звуку – пустая бутылка, покатилось по деревянному полу и остановилось. Сменив положение, чтобы не затекли конечности, Ануш впала в дремоту.
Внезапно ее разбудил громкий стук в дверь. Она была в недоумении. Сколько она просидела взаперти? Стул у нее над головой скрипнул, когда Хусик поднялся открыть дверь.
Раздался одиночный выстрел, и что-то тяжелое упало на пол. На лицо и плечо Ануш закапали теплые капли.
– Кажется, этот собирался куда-то сбежать, – сказал мужской голос.
– Теперь никуда не сбежит, – засмеялся второй мужчина. – Смотри, что я нашел. Паршивец повсюду разбросал деньги.
– Кусок дерьма, как и его отец. Возьми эти ложки. И мясо. Проверь, не прячется ли в доме кто-нибудь.
Не плачь, Лале, пожалуйста, не плачь!
– В спальне полный бардак. Кто-то собирался в спешке.
– Что за домом?
– Наверное, холодильная комната.
– Забери всю еду.
О господи! О боже!
– Хотя… не нужно. При такой жаре все быстро испортится. Пойдем. Мы закончили здесь.
Шаги раздались прямо над головой Ануш, и мужчины вышли наружу. Она осталась запертой в погребе. Шли минуты, часы. Она потеряла счет времени. И вдруг в глубину ее сознания проник протяжный плач ребенка.
Тело Хусика, лежавшее на крышке люка, мешало ей приподнять ее. Ануш пыталась снова и снова, и каждый раз, обессилев, сползала по картофелю вниз. Кроме того, тело Хусика не позволяло проникнуть в погреб даже лучику света, и девушка практически ничего не видела. Только через вентиляционное отверстие проникал свет, он освещал ее темницу, как свеча. Плач ребенка стал более требовательным и достаточно громким, чтобы любой проходящий мимо услышал его. Ануш все толкала и толкала крышку, ноги с каждым разом погружались в картофель все глубже. Наконец крышка поднялась немного и тело чуть откатилось, в образовавшуюся щель Ануш смогла просунуть руку и ухватиться за край люка. Силы были на исходе, но она смогла все же оттолкнуть тело мужа, подтянуться на руках и выбраться наружу.
Обессилевшая, она сидела на полу, у нее кружилась голова. Возле нее лежал Хусик с открытым ртом и бессмысленным выражением лица.
Ее мертвый муж. Человек, который знал, что она была ему неверна, и все равно хотел ее.
Она наклонилась, коснулась его щеки. Та уже была холодна. Ануш хотела обнаружить в себе хоть какие-то чувства к супругу… Скорбь или благодарность… Даже жалость, наверное… Но внутри все онемело.
Она ничего не чувствовала, кроме опустошенности, ей хотелось одного: как можно скорее уйти из этого дома.
Последние несколько недель были настоящим адом. Все началось с того, что к нам домой пришла сильно расстроенная Манон и сообщила, что Пола арестовали. Шпионаж и помощь беглецам – таковы были обвинения, наряду с другими, которые в жандармерии не желали обсуждать.