Ануш. Обрученные судьбой - Страница 16

Мое исследование трахомы застопорилось, я не могу ни на чем сконцентрироваться. Каждый вечер я сажусь, чтобы описать состояние пациентов, которых я принимал сегодня, но мой ум постоянно отвлекается на пустяки. Чириканье птиц напоминает вой сирен, гомонящие школьники через дорогу раздражают меня чрезвычайно. Я вновь занялся подготовкой стекол для микроскопических исследований и попытался сконцентрироваться на титровании сульфамида, но это бесполезно.

Час за часом, день за днем я сижу, уставившись на страницы, написанные только в моей голове. Хетти считает, что я устал, так как слишком много работаю.

– Возьми Махмуда и пойди в горы! Тебе нужно сменить обстановку, – говорит она мне.

Но я с недоверием отношусь к горам, боясь того, что может произойти под безоблачным голубым небом. Я действительно устал, и это беспокоит меня. Исследование трахомы – дело всей моей жизни, и если из-за создавшейся ситуации я не справлюсь, то что я вообще здесь делаю?

Впервые с момента приезда в Турцию я задумываюсь: правильно ли я поступил? Поражаюсь, с какой легкостью я бросил карьеру ради идеи, которой я не уделял должного внимания. Также я пренебрег карьерой Хетти, эта мысль беспокоит меня больше других.

Она не жалеет об упущенных возможностях, о том, что покинула семью и друзей. Я знаю, она прощает мое нетерпение в обращении с детьми и вмешивается от моего имени в их воспитание, но бывают ситуации, когда я чувствую, что она наблюдает за мной. Когда она сидит за шитьем или читает книгу, ее взгляд то и дело задерживается на моем лице, и мне следует быть осторожнее и не смотреть на нее.

Я стараюсь занять себя всем, чем только возможно, я боюсь того, что могу увидеть в ее глазах. Я страшусь оттолкнуть ее, но не способен поступить иначе.

Чтобы избежать этого безмолвного сопротивления, я постоянно задерживаюсь в больнице. Я удвоил количество операций и взял два дополнительных дежурства в неделю.

Манон считает, что я утратил способность рассуждать здраво, но она все время подле меня и никогда не уходит из больницы раньше, чем я.

Работа стала моей возлюбленной и наваждением. Мои дни настолько заполнены делами, что времени на самоанализ уже не остается. Да и вообще ни на что нет времени. Только пациенты владеют моими думами и краткими часами сна без сновидений.

11 апреля

Всю ночь не спал, занимался бухгалтерией. Больница напоминает мне ненасытное чудовище, бешено пожирающее любые выделяемые деньги. Штат разросся так, что я не в силах его контролировать. Манон взяла на должности медсестер двух студенток, Мари и Патиль, откомандированных из городской больницы. До этого она приняла на работу Ануш Шаркодян – помощницей медсестры – и Хусика в качестве больничного служителя.

Мне пришлось нанять двух студентов-медиков, чтобы те обучались глазной хирургии, – Бедроса Беджияна и Григора, сына профессора Левоняна.

С прошлого года у нас работает занимается диспансеризацией Малик Зарнакян.

Все это замечательные работники, но всем нужно платить!

Малик все время сидит у меня в кабинете и жалуется на проблемы с поставками медикаментов и оборудования. Из-за войны тридцать ящиков медикаментов, закупленных в Америке, были конфискованы в Александрии правительством, следующий груз прочно застрял в Египте, а последующие партии медикаментов – в портах, потому что любая свободная лошадь или повозка были реквизированы для нужд армии.

Даже Махмуд Ага боится покидать свою деревню, опасаясь, что его лошадей реквизируют.

Помимо этих неприятностей все население страны испытывает самый жестокий голод за все военные годы.

Очень печально смотреть на эти некогда плодородные земли, теперь столь же бесплодные, как и Сахара. Всходы зерновых, не успев набрать силу, увядают, посевы будто выжжены огнем, люди питаются дикой горчицей и репой. Жители отдаленных деревень побросали свои жилища, пришли к нам и взывают о помощи.

Бесплатная столовая для нуждающихся, которую организовала Хетти, работает на пределе своих возможностей, запасы продовольствия заканчиваются. Многое их того, что необходимо, мы выращиваем сами или пытаемся содержать фермы на деньги, которые высылают родители Хетти.

Ашен Налбадян потерял свою ферму, когда не смог платить за нее налоги. Я убедил его и двух его сыновей остаться и управлять фермой, которую мы содержим.

Небольшое стадо коров гернсийской породы прибыло в прошлом году из Англии, и мы достаточно хорошо ухаживали за ними, но все же потеряли одного из телят. Теперь, когда сыновья Ашена ушли на войну, ему трудно управляться на ферме, поить всех коров. Этим утром он пришел ко мне возбужденный, на грани паники, и сказал, что солдаты приехали, чтобы забрать скот.

Я решил поговорить с их командиром, капитаном Орфалеа, которого нашел в военном лагере. Солдаты расположились в старом складе для зерна на вершине холма, возвышающегося над деревней.

– Извините, доктор Стюарт, – начал капитан, пожимая мне руку, – я могу предложить вам лишь плохой кофе.

Он был человеком молодым и хорошо выглядел, говорил на отменном английском и явно был родом не из этих мест.

Его оценка кофе была точна, но мы быстро с ним расправились, будто это было великолепное варево. Мы поговорили о моей работе, местных делах, прежде чем он задал вопрос, которого я страшился:

– Я слышал, вы миссионер, доктор Стюарт, это правда?

Я попытался сделать уклончивый жест.

– Меня всегда восхищало это желание и нетерпение Запада насадить христианство в стране язычников – Турции, – капитан улыбнулся. – Обучаясь военному делу, я провел некоторое время в военной академии в Париже и увидел на тамошних улицах больше безбожия, чем в трущобах Константинополя.